Категория: Краеведение Дата публикации Автор: Титовец М.И. Просмотров: 4185
В 2002 году исовской краевед К.И.Мосин издал очередную книгу «Спецпереселенцы» - о драматических судьбах проживающих на территории бывшего Исовского района раскулаченных семей. После своего бестселлера (слово использовано без иронии) «История добычи платины на Урале» автор не рассчитывал на повышенный спрос на своё новое произведение – уж слишком специфична тема. Да и денег было ограничено. В общем, книга была издана очень малым тиражом. Но спрос оказался ажиотажным! В том числе в Качканаре, что не удивительно: в нашем городе проживает более двух сотен непосредственных жертв политических репрессий и их потомков. Люди звонили в архивный отдел, заходили лично.
Вот тогда я и познакомился с активистами этой категории людей, пообщался и воочию почувствовал, какую экономическую и социальную мощь составляли их близкие и далёкие предки. Какие люди! Какие судьбы! Тогда же мелькнула мысль, что мы могли бы написать подобную книгу о качканарцах – не хуже мосинской. Мысль мелькнула и исчезла, ибо всё это требует массу времени, а его-то и нет. Сейчас идея о книге снова на слуху и имеет шанс реализоваться. Во-первых, в городе появилось отделение ассоциации жертв политических репрессий, устав которого предусматривает работу по увековечиванию памяти. Есть на примете и человек, который этим делом мог бы заняться. Сейчас следует собрать материал, обработать его, а там глядишь, кризис закончится, появятся средства и… А пока – о судьбе ещё одной семьи.
На Псковщине
С Н.А.Чучалиной познакомились мы также вскоре после издания книги «Спецпереселенцы». Потом иногда пересекались в исовском автобусе, когда устремлялись каждый на свою малую родину. Однако есть разница. Где родиться мне, решили мои деды, бежавшие от колхозной неволи и основавшие посёлок Малая Белая. Дедушку и родителей Надежды Алексеевны в наши края привезли в качестве невольников-спецпереселенцев и определили им местом жительства посёлок Лабазку – один из островов спецпереселенческого архипелага на территории Исовского района.
Не будь исторических потрясений двадцатого века, развивайся страна органично и динамично, малой родиной Надежды Алексеевны была бы деревня Елины Островского района Псковской области. Край этот интересен ещё с древности: Новгород и Псков – два республиканских островка среди великого множества княжеских монархий удельного периода. Как знать, может, традиции вольности генетически наследовались из поколения в поколение местным населением. Опять же рядом заграница с ее экономико-культурным влиянием. Это благоприятная среда для формирования инициативного, деятельного типа личности. Именно на таких людей «сильных и трезвых» будет опираться великий реформатор П.А.Столыпин, проводя грандиозные преобразования в начале двадцатого века.
Таким человеком, инициативным и деятельным, «сильным и трезвым» был дедушка Н.А.Чучалиной – Фёдор Фёдорович Федоровский. Утверждение это не голословное, но документально обоснованное. Никогда прежде ни в какой семье не приходилось видеть такого количества дореволюционных документов имущественного характера. Практическая их ценность на сегодня – никакая. А вот историческая, познавательная – очень большая. Итак. Что являлось главной ценностью в дореволюционной России, крестьянской стране? Земля, естественно. Судя по сохранившимся документам – «выписям из крепостной Псковского нотариального архива», книгам по Островскому уезду с 1887 года Фёдор Фёдорович начинает прикупать землицу. Понемногу. Восемь десятин сто двадцать шесть саженей – у собственного деда Алексея Абрамовича. В 1907 году «Островская купчиха Ирина Антоновна Иванова … продала ему, Фёдору Фёдоровичу… мерой четырнадцать десятин или сколько окажется всю без остатка со всеми принадлежностями: с одной стороны между шоссе и владениями помещика барона Фитингофа, а с двух других сторон между ручьем Вербинским и землей Ельнинского церковного причта. Взяла же я, Иванова, с него, Федорова за это недвижимое имущество четыре тысячи пятьсот рублей, с отнесением на его же счет всех расходов по совершенной и утвержденной этой купчей крепости, до которой названное имущество никому другому не продано, не заложено, ни в какие крепости не укреплено, в споре и под запрещением не состоит».
Документы красноречиво свидетельствуют, что стереотип советской поры, будто до революции крестьяне были тёмными и совершенно бесправными – мягко говоря, не совсем правда. После отмены крепостного права в 1861 году крестьяне становятся полноправными субъектами права, в том числе и имущественного. Вот, пожалуйста: покупки нотариально заверены. Далее приобретённое имущество подлежало регистрации. Сохранились и «исполнительные листы», в каждом из которых «по указу его императорского величества Псковский окружной суд определяет крестьянина … Фёдора Фёдорова ввести во владение участком». В них же окружной суд приказывает «всем местам и лицам, до коих сие может относиться, исполнить в точности настоящее решение, а властям и местным полицейским и военным оказывать исполняющему решение судебному приставу надлежащее по закону «содействие без малейшего отлагательства».
Для пущей верности приобретённые участки межевались. Выполненные с присущим для дореволюционных документов изяществом, и даже в цвете, межевые планы прекрасно сохранились – тогда все делали качественно, на совесть.
А страхование?! Это показатель цивилизованности хозяйства. Крестьянину Фёдору Фёдорову оказывало услуги Псковское взаимное земское от огня страхование. Партнером крестьянина в этом деле было «Псковское взаимное земское от огня страхование строений». Полисы – просто шикарные! Псковская губернская земская управа «принимала на страх» имущество на год, например «с 12 часов дня 23 октября 1912 года по 12 часов дня 23 октября 1913 года». А какое имущество? Оно перечислено: дом деревянный, крытый деревом, ворота, повет, 4 крытых соломой амбара, 2 сарая, конюшня, 2 задворка, гумно, баня. Причем, напротив каждого строения указаны две суммы: страховая и оценочная.
А вот какой любопытный документ (ясно показывающий, что права крестьян уважались и защищались). Это акт № 76 от 20 мая 1917 года, составленный Островской уездной оценочной комиссией в составе председателя – уездного предводителя дворянства Н.Н.Спиринга и членов податного инспектора Г.В.Юрковского, уездного члена окружного суда И.Г.Емельянова, представителя полевого контроля, контролера П.Ф.Зембицкого, уездного воинского начальника полковника В.М.Фоминагласного земского собрания И.Ф.Спасского, представителей от местного населения Н.И.Цукерберга и Н.В.Затеплинского … и «производила определение убытков, причиненных землевладельцу деревни ТряпиноТолковской волости Островского уезда Федору Федорову вследствие порубки для инженерных позиционных работ принадлежащего ему леса» комиссия установила, что «на площади 1,5 десятин всего вырублено хворосту разнородного» 12 единиу по 16 рублей 50 копеек за каждую. Итого насчитали убытка на 198 рублей, «каковые и подлежат уплате владельцу».
Может возникнуть вопрос, с какой целью такую кипу документов несчастные изгнанники везли с собой за тридевять земель, а потом долгие годы бережно хранили. Наверняка подспудно надеялись, что рано или поздно это бесовство прекратится, здравый смысл восторжествует.
Еще пара очень любопытных документов об образовании. В России начала двадцатого века не составляло проблем получить начальное образование – в стране осуществлялся переход ко всеобщему начальному образованию, открывались разноведомственные начальные училища. В 1911 году начальное образование получил сын Фёдора Фёдоровича Алексей – отец Надежды Алексеевны. Тому имеется свидетельство.
«Островское уездное отделение Псковского епархиального училищного совета сим удостоверяет, что сын крестьянина Псковской губернии Островского уезда, Покровского сельского общества деревни Тряпино Толковской волости Федора Федорова Алексей Федоров, родившийся 7 февраля тысяча девятисотого года успешно окончил курс учения в одноклассной церковно-приходской Ельнинской школе Островского уезда Псковской губернии.
1911 года, месяца мая 10-го дня
Председатель отделения, протоиерей Николай Панов».
И закончил не абы-кабы, а с похвальным листом «в награду за примерное поведение и отличные успехи в науках».
Старые документы. Для кого-то они – ненужные бумажки, хлам. На самом же деле это бесстрастные свидетели эпохи, которые очень многое могут рассказать о событиях и судьбах людей.
На Урале
Как сложилась бы судьба Федоровских, не будь революции? Предсказуемо, как и судьбы их предков. Молились бы да трудились. Благо, что молиться было где - православные храмы имелись и в уездном центре, и в сёлах. Где приложить труд – тоже было, мы в этом убедились. Выращивали бы хлебушек. Хотя Псковская губерния, ныне область, не самая главная хлебная житница страны. А вот технические культуры там удаются хорошо. В хозяйстве Федоровских произрастали лён и конопля – тому также есть документальные подтверждения.
Смена политического режима не сразу сказалась на семье. Младший Федоровский, Алексей, как законопослушный гражданин в 1919-1921 годах проходил службу в Красной Армии, во втором стрелковом Меровском полку. В 1921-м году большевики объявляют «новую экономическую политику». В отличие от политики «военного коммунизма» периода гражданской войны, когда у крестьян выгребали всё подчистую, сейчас любо-дорого: заплати продовольственный налог, а остальное реализуй по своему усмотрению. Уже нет сил удивляться, но у Н.А. Чучалиной среди документов есть, в том числе, и справка об уплате налога за 1927-1928 годы. И серебрянный полтинник 1924 года (аж целых 9 граммов серебра!) – тоже имеется. Сей полтинник наряду с бумажным червонцем – денежные символы эпохи НЭПа. Знали бы крестьяне, как их при этом разведут! Большевистская власть с НЭПа поимеет «два горошка на ложку»: восстановится разрушенная гражданской войной экономика, а потом ещё ограбят разбогатевших нэпманов и живших в достатке крестьян.
В 1926 году в судьбе Алексея Федоровского произошло значительное событие: он женился. Анна Терентьевна, став его женой, родит ему со временем четверых детей. Это было последнее радостное событие в семье на тот период.
Беда уже стояла у ворот. В 1918 году обрели независимость находившиеся буквально рядом прибалтийские республики. Но «заграницей» они ещё долго не воспринимались, так как два столетия эти территории находились в составе Российской империи. Знакомая ситуация, согласитесь, на примере уже нашей недавней истории. Вот и жители Островского района по-прежнему ходили в Латвию: молодёжь – на танцы, кому нужно – за товаром: селёдкой, нитками… Но всё – до поры.
В какой-то момент Алексей был арестован и осуждён. Новая власть хорошо умела выбивать признательные показания и карать. Позднее, уже в Лабазке, когда его дочь Надежда вступит в пионеры и придёт домой в красном галстуке, Алексей Федорович скажет: «Красное – это хорошо, но когда красный топтал меня конём – это было плохо». Таким образом пытали: положили человека под коня с поднятым копытом, которое тот в любой момент мог опустить.
Алексей Фёдорович отбывал наказание в Средней Азии. Там тяжело заболел малярией – едва не умер. Отец хлопотал за освобождение сына, но неудачно. 2 августа 1930 года из Москвы был получен ответ: «Комиссия по делам частной амнистии при Президиуме ЦИК Союза ССР сообщает, что Президиум ЦИК Союза ССР не находит возможным удовлетворить Ваше ходатайство о помиловании Вашего сына Федоровского Алексея Федоровича».
Мартовской ночью 1931 года беда снова постучала в дом Федоровских. Это уже было раскулачивание. «Кулаков» оказалось трое: практически слепой старик Федор Федорович, его сноха Анна и малолетняя внучка. Старшая дочь была замужем – её репрессии не коснулись. С собой разрешили взять имущества и продовольствия не более пуда, погрузили в вагон – и на Урал.
Н.А.Чучалина рассказывает: «Отец у нас молчаливый был, а мама нет-нет, да что-нибудь вспомнит. Например, каким тяжелым был переезд. Ехали в малоприспособленном вагоне больше месяца. Иногда – даже без воды. На станции набросают в вагон снега – люди и рады. Привезли на Верх-Ис, оттуда на подводах – на Косью. На Косье поселили в бараке. Мама уже на второй день вышла на работу – золото мыть. Дед остался дома – приглядывать за внучкой. Однажды маленькая Зина упала с нар – он сильно считал себя виноватым, что не усмотрел. А за ним самим смотреть нужно было.
Дедушка не смог пережить свалившихся невзгод, где-то через месяц умер. Даже могилы его точно не знаем – умирало много народу, только что друг на друга не укладывали. Мама говорила примерное место – три сросшихся сосны. Тому месту и кланяемся, поминая…
Когда построили спецпереселенческий поселок Лабазку, переселились в Лабазку. В 1935 году вернулся из заключения отец. Работал в шахте забойщиком – по 12 часов на коленях – забой был низкий. Мама с Зиной работали на воротке. Это как у колодца, только бадья была огромная, в ней опускали-поднимали людей и породу поднимали».
И на этот счет имеется документ – справка, выданная Федоровской Анне Терентьевне 5 ноября 1934 года, что «за время нахождения в ссылке … проявила себя в добросовестной работе, проводимых мероприятиях и т.п. Из учета этих моментов согласно постановлению ЦИК СССР от 17 марта 1933 года восстановлена в гражданских избирательных правах вместе с членами своей семьи:
дочь Зинаида Алексеевна, 1927 года рождения
и ей предоставлено право свободного перемещения без ограничений.
Что и удостоверяется».
А вообще же, по словам Надежды Алексеевны «на Лабазке был режим, все должны были отмечаться, постоянно проводились проверки. При комендатуре была каталажка с решёткой на окне. И аресты тоже были. По нашему ряду взяли Егорова, Ноздрина – их отправили в тюрьму в Соликамск, оттуда они уже не вернулись».
И дальше: «Постепенно обзавелись хозяйством. Но налоги были – прекрасные! Держишь поросёнка – шкуру сдай, корову – мясо сдай, по-моему, 40 кг, масло – сдай. Маме сбивать масло некогдабыло – она относила молоко в детский сад, остальное – на Верх-Ис, на маслобойку. Оттуда принесёт обрат: «Пейте, дети». Картошка постоянно вымерзала. Когда началась война, мужиков стали призывать, но отца не взяли из-за того, что он был забойщиком.
В войну жили тяжело, но после войны почему-то ещё хуже. Голодно было. И морально – нелегко. Люди ведь всякие были. Кто-то пожалеет, а кто-то обзовёт «куркулём». Начальную школу заканчивала на Лабазке – там мы были все свои. А вот с четвертого по шестой учились на Верх-Ису – там могли и обидеть».
Рубежом для спецпереселенцев, в том числе Федоровских, стал 1947 год.
Последняя в этой связи справка, выданная «Федоровской Анне Терентьевне в том, что она на основании приказа Министерства Внутренних дел СССР от 26 марта 1947 года № 00353 освобождена из спецпереселения вместе с семьей» - и перечисляются все члены семьи. «Справка выдана для предъявления в органы милиции на предмет получения паспортов, без ограничений.
Формально, этот документ – последняя страница трагической главы истории семьи Федоровских.
И таких историй – миллионы. Но недосказанность оставалась ещё несколько десятилетий. В чём провинились эти люди? За что их наказали? Ответ был циничным и нелепым: перегиб, нарушение социалистической законности. Тогда – кто извинился перед людьми и компенсировал им материальный и моральный ущерб? А никто и никак. Так и жили люди с комплексом социальной неполноценности, потому что в обыденном сознании окружающих они продолжали оставаться кулаками. Кулаки! Посмотрите на руки «кулака» Алексея Федоровского (на фото). Посмотрите на руки нынешних новых русских (или как их там сейчас называют) и, как говорится, найдите десять различий.
Ну а если бы и действительно будь кулак? В чём здесь криминал? Попробуйте разбогатеть, занимаясь сельскохозяйственным производством! Что-то не видно в Качканаре таких желающих. По одной простой причине: крестьянский труд – это адский, не знающий себе равных труд, без выходных и проходных. Я держу в руках серебряные обручальные кольца Алексея Фёдоровича и Анны Терентьевны: они изношены и истёрты до крайности. Думаю, не нужно говорить по какой причине.
Только в 1991 году на своём практически исходе Советская власть признала очевидное, и был принят закон «О реабилитации жертв политических репрессий». Правда, «платить по счетам» этого закона пришлось уже совсем другому политическому режиму, который к этим преступлениям не имеет никакого отношения.
Надежда Алексеевна побывала в Островском районе Псковской области. Можно только догадываться, какие чувства обуревали ее на малой родине своих родителей.
Но история не имеет сослагательного наклонения, поэтому бессмысленно гадать, что было бы, если бы… Родилась Надежда Николаевна на Урале, с этими краями связана вся её жизнь, с радостями и проблемами. Окончив шесть классов на Лабазке и Верх-Ису, продолжила образование в Волчанске (там жила её старшая сестра Валентина). Затем снова вернулась в Лабазку, но ненадолго: там не было работы. Дальше её тудовой путь пролегал через Первоуральск, где по комсомольской путёвке принимала участие в строительстве нового прокатного стана на Новотрубном заводе. С 1961 года – в Качканаре, работала в детском саду, затем – на радиозаводе, откуда и вышла на пенсию.
От трудов праведных со своим мужем они не нажили палат каменных, как и подавляющее большинство россиян. Однако достойно прожитая жизнь, доброе имя - свое и родителей, уважение родных, близких и знакомых – это тоже богатство, которого у Надежды Алексеевны - с избытком. Было бы здоровье. Его я Вам, уважаемая Надежда Алексеевна, и желаю.
М.Титовец
Качканарское время,