Немцы очень хорошо умели воевать, были вымуштрованные.

После ранения пришел в свою часть, поставили меня помкомвзвода. Армией командовал Баграмян,  набрали армян с 1920 по 1925 год рождения. С ними очень тяжело было, уже и служить не хотелось. Как-то старшина говорит: «Веди роту на ужин». Подвожу к полевой кухне. Командую: «Справа по одному …». А они как бросятся все к котлу. Повар, дядя Коля, говорит мне: «Слушай, не буду отпускать. Вчера 24 человека остались без пищи. Дошло до командира батальона, заставили варить снова».

Командую: «Рота, выходи строиться!» Три раза их крутил, в конце концов, пошли по одному.

Стою в стороне, подходит какой – то офицер в телогрейке:

- Ты в какой роте?

- 2 рота, второй взвод.

- Не желаешь пойти в разведку?

- Пиши!

Он записал фамилию, имя, отчество, роту, взвод. Привел роту, захожу в блиндаж. Сидит командир роты Свиньин, командир взвода, старшина.

- Сводил?

- Сводил. Крутил, ничего не понимают. А я от вас ухожу

- Куда?

- В разведку!

- Да ты что, дурак. Да ты знаешь, в разведку пошел - и не вернулся.

Начали на  меня наезжать.

Утром построились на развод. Приходит разведчик (с Читинской области, Щетинин): «Кто Жабинский?» Я подошел. Командир роты бежит: «Встать  строй!» Не хочет отпускать. Разведчик подает выписку из приказа командира полка. Подошел командир батальона капитан Борщев (у него был орден Отечественной войны  II степени: сбил из противотанкового ружья самолет). Посмотрел выписку: «Приказ есть приказ. Жабинский, выйти из строя». Вышел, говорю разведчику: «Мне надо еще зайти».

А у нас обмундирование старое было. У меня оно с госпиталя, застиранное. И тут ни какого обмундирования нового не дают. Я достаю котелок свой помятый, разведчик у меня его вырвал и швырнул.

Мы пришли: ложок, сосняк мелкий в ложке, а на бугре четыре блиндажа. В одном живет командир взвода и компомвзвода (старший сержант Оськин из Москвы, хороший человек). В трех других блиндажах – три отделения. Командир взвода вышел, поздоровался за руку, направил меня во второе отделение.

Захожу в свой блиндаж. Они уже ждут: «О, проходи!» Командир отделения сержант Кочубей. Думаю, опять не русский.

- С какой области? – спрашиваю у него.

- С Горьковской.

- Русский?

- Русский!

 Посадили меня. Я рассказал о себе. У меня рана закрылась, но кости были сломаны, еще не срослись, опухлость была. «Ну ничего, срастется!»

Приходит старшина. Он саратовский коммунист с 1916 года, ему много лет, человек большой души, очень грамотный. «Где новенький? Пойдем на склад!» Пришли на склад: «Вот у нас новый разведчик, давайте оденем его». Выдали гимнастерку новую, сапоги кирзовые, пилотку, портянки.

Надо на обед идти, я еще в той части на довольствии стою. «А чего там, пельмени у вас?» «Какие пельмени, суп капустный и каша». «Пойдем на кухню». Там питались только разведчики и саперы. Повар - тот же, дядя Коля (до войны был поваром в ресторане). Старшина: «Вот, дядя Коля, разведчик новый, худенький парень, ты ему не жалей». Тот налил мне полный котелок. Принес в блиндаж себе и ребятам.

- Ты почему без хлеба ешь?

А я хлеб-то съел. Хлеба давали 800 грамм. Положишь под подушку, лежишь, отрежешь, потом еще, пока не съешь – не уснешь.   

- Бери хлеба – то!

Шторку отодвинул – а там буханок 15- 20 лежит.

На войне, как на войне. Я не жалел, что перешел в разведку. Ребята там сплошь подбирались хорошие,  дружные. Плохих отсеивали, хотя такие были.

Один якобы в Ленинграде, в блокаде был. Мы стояли в Литве. Он полезет на сарай, голубей поймает штуки 2 – 3 и сырыми ест. Ему говорят «Зачем ты так ешь? Если хочешь, так свари!» «Если бы я этого не делал, я бы умер в блокаду». Он украинец 1924 года рождения. Его поставили командиром отделения.

Мы на границе с Восточной Пруссией стояли на отдыхе. Вдруг, ни с того ни с сего, немец пустил танки, штук 12, и пехоту. А умирать уже никто не хотел. Побежали, артиллеристы даже пушки бросили. Парторг полка, капитан, в дереве был, оказался в тылу у немцев и застрелился. Нас заставили его искать, искали целый день, а на следующий день залезли на конюшню – он там лежит.

 А когда немцы уже отступали, артиллерия наша стала сильно бить. Командир полка приказывает отправить на нейтральную сторону разведчиков поискать у убитых немцев документы, чтобы узнать, из какой они части. Послали этого хохла, парня из Пензы и меня. Пришли в свою траншею, он и говорит: «Вы подождите меня, я сбегаю в другой полк». Наши полки 75-й, 77-й и 79-й. Там у него был друг Жорка. Мы ждем час, два – нет его. Полезли без него. Наткнулись на убитых, взяли документы, часы и т. д. Вернулись, подходим, а там – ЧП. Как-то до этого командир полка приказал дать разведчикам лошадь с телегой, чтобы они не ходили со своими мешками. У меня там часов немножко было, одеяло, штаны и т.д. Подходим к повозке, там едет молодой парень ездовой, а вещей нет. Замкомвзвода был Катков Коля из Орехово – Зуево. До войны он закончил 10 классов и аэроклуб. Война началась – его направили в военное училище, но за самовольные отлучки угодил в штрафную роту. Парень смелый, красивый, обмундирование на  нем всегда комсоставовское. Он как даст ездовому по уху: «Рассказывай, как было!» Тот рассказал,  что пришли  командир отделения с Жоркой. Поставили котелок с водой, мокрые тряпки положили и булку хлеба. Жорка берет винтовку, тот подставляет руку, пуля через все это прошла, не оставив следа копоти. А Жорке выстрелили в ногу. Они собрали шмотки и ушли. Так и не знаю, чем это дело кончилось.

 Сволочи всякие были. После третьего ранения (в лёгкое) я шесть месяцев лежал в госпитале, в том числе в Каунасе. В том же госпитале лежали два самострельщика. Нас готовили к выписке, их – в штрафную роту. Повела их девушка – медсестра, а те отпираются, что не они. Командир на девушку: «Ты кого привела?» Та заплакала, хотя ей бы настоять. Их привели обратно. Начальник госпиталя хотел их арестовать. Одного арестовал, а второй, Юрка, скрывается, бегает по корпусу. Уже забежал  туда, где мы лежим, кто на полу, кто на койке. Он - раз под койку. И тут заходит начальник госпиталя, его заместитель, другие люди.

- Забегал?

- Забегал!

- Где?

- Под койкой!

В этом госпитале был один украинец. Он уже кантовался там года два: работал, помогал, его и держали. Начальник госпиталя ему: «Взять его!» А Юрка говорит: «Это тебе не Украина, не подходи!». Тот схватил его за руку, а Юрка армейской отверткой как дал – задел сердце, тот брык – и все. Ну, Юрку тут же  связали и отправили.

Другой случай. Один белорус, пожилой уже, 48 лет,  окопался за камнем. А немцы не жалели патронов, стреляли разрывными пулями. Он испугался, выстрелил себе в руку. Показной суд был, присудили ему 10 лет.

А одного расстреливали перед строем. Он был старшина склада обмундирования. Все на нем подогнано: фуражка, галифе, сапоги. А зам начальника по тылу был майор. Старшина за войну раза 4 ездил к нему домой, каракулевые папахи и все прочее ему отвозил.

 Стояли в Литве. Там очень много бродило всякого скота – богатенькие убежали и бросили. Сказали подбирать. Старшина с майором запрягли лошадь в коляску и поехали посмотреть одну деревню. Спросили, кто с партизанами дружил. Ему назвали одного дедушку. Они пришли к старику: «Ты нас покорми!» «С удовольствием». А у него дочь 17 лет. В общем, напились они. Майор упал под стол и уснул, а старшина схватил девушку и на койку. Старик его за ногу тянет: «Я ее от немцев четыре года берег». Он старику в лоб из нагана. Девушку изнасиловал, пристрелил и сам уснул. А люди слышали выстрелы, поняли, что-то неладное, подошли, смотрят в окно: старик валяется и лужа крови. Мимо идет воинская часть, они к командиру. Он разведчиков в дом. Разбудили майора, старшину и арестовали их. Сообщили в 79-й полк. Старика и девочку похоронили, старшину приговорили к расстрелу, майора в рядовые, лишили наград и отправили в штрафную роту.

Мы не знали сначала, в чем дело, стояли на формировании. Вдруг труба играет тревогу, по этому сигналу мы должны были построиться на поляне. Быстро оделись, выходим. Ждем, подходят еще три полка (у нас в дивизии было три пехотных и один артиллерийский 59-й). Начальника штаба дивизии у нас ранило, прислали нового, молодого, только что окончившего академию. Несется верхом на коне, командир артиллерийского полка, полковник (остальные командиры полков были подполковниками, 79-го - майор) кричит: «Смирно!»   и докладывает. Спешился, лошадь отвели. Едет машина с генералом. Тут уже начальник штаба докладывает. Генерал выезжает на середину, председатель ревтрибунала встает на капот и читает приговор. Говорит подполковнику: «Привести приговор в исполнение» Тот коменданту: «Выводи!» Вывели старшину – во всем старом, ботинки с обмотками. Подвели его к стене. Тот сгорбился, стоит. Председатель  суда повторяет приказ. Подполковник: «Комендант, командуй!» Вышла расстрельная команда. «Заряжай!» «Огонь!» Говорят, убитый падает на пулю. А этот качнулся вперед, пилотка у него слетела, а упал назад. Взяли его, оттащили за дорогу, в яму бросили и закопали.